Тетка Марья рассказала
From Internet
Пошла я, между прочим, в погреб. Взяла,
конечно, горшок с молоком в левую руку и иду
себе.
Иду себе и думаю:
«Паутина, думаю, в угле завелась. Сместь
надо».
Повела я поверху головой, вдруг хрясь
затылком об косяк. А косяк низкий.
А горшок хрясь из рук. И текеть молоко.
А в глазах у меня мурашки и букашки, и
хрясь я тоже об пол. И лежу, что маленькая.
После пришла в себя.
«Так, думаю, мать честная, пресвятая. Едва
я, думаю, от удара не кончилась».
Пришла я домой, голову косынкой обернула и
пилюлю внутрь приняла. Пилюли у меня такие
были... И живу дальше.
И начало, милые, с тех пор у меня дрожать
чтой-то в голове. И дрожит, и болит, и на
рвоту зовет.
Сегодня, например, голова
болит, завтра я блюю. Завтра блюю,
послезавтра обратно голова болит. И так она,
сукин сын, болит, что охать хочется и на
стенку лезть.
Ладно. Болит она, сукин сын,
месяц. И два болит. И три болит. После
Авдотья Петровна ко мне заявляется и пьет
кофей.
Сем-пересем. Как, и чего, и
почему. А я и говорю ей:
- Голова-то, говорю,
Авдотья Петровна, не отвинчивается - в
карман не спрячешь. А если, говорю, ее мазать,
то опять-таки чем ее мазать? Если куриным
пометом, то, может, чего примешивать надо -
неизвестно.
А Авдотья Петровна
выкушала два стакана кофея, кроме съеденных
булок, и отвечает:
- Куриный, говорит, помет
или, например, помет козий - неизвестно. Удар,
говорит, обрушился по затылку. Затылок же
дело темное, невыясненное. Но, говорит, делу
может помочь единственное одно лицо. А это
лицо - ужасно святой жизни старец Анисим.
Заявись между тем к нему и объяснись... А
живет он на Охте. У Гусева.
Выпила Авдотья Петровна
еще разгонный стакашек, губы утерла и
покатилась.
А я, конечно, взяла,
завернула сухих продуктов в кулек и пошла
на другой день к старцу Анисиму. А голова
болит, болит. И блевать тянет. Пришла.
Комната такая с окном.
Дверь деревянная. И народ толкается. И вдруг
дверь отворяется и входит старец святой
Анисим.
Рубашка на нем сатиновая,
зубы редкие и в руках жезло.
Подала я ему с поклоном
сухими продуктами и говорю как и чего. А он
вроде не слушает и говорит загадками:
- На бога надейся, сама не
плошай... Не было ни гроша, вдруг пуговица... А
кулек между тем взял и подает своей сиделке.
- Анисим, говорю, не замай.
Либо, говорю, кулек назад отдай, либо
объясни ровней как и чего. А он скучным
взором посмотрел и отвечает:
- Все, говорит, мы у бога на
примете... Чем ушиблась, тем и лечись.
«Ах ты, думаю, клюква! Чего
ж это он говорит такое?»
Но спорить больше не стала
и пошла себе.
Дома думала, и плакала, и
не решалась загадку разгадать. А после,
конечно, решилась и стукнулась. Стукнулась
затылком о косяк и с катушек долой
свалилась. И «мя» сказать не могу.
А после свезли меня в
больницу. И что ж вы думаете, милые мои?
Поправилась. Слов нет: башка по временам
болит и гудит, но рвоту как рукой сняло...
|