Крестьянский самородок
From Internet
Фамилию этого самородка и
крестьянского поэта я в точности не
запомнил. Кажется - Овчинников. А имя у него
было простое - Иван Филиппович.
Приходил Иван Филиппович ко мне три раза в
неделю. Потом стал ходить ежедневно.
Дела у него были ко мне несложные. Он тихим,
как у таракана, голосом читал свои
крестьянские стишки и просил, по
возможности скорей, пристроить их по
знакомству в какой-нибудь журнал или в
понимал, ветерок, бычка... Это все я,
уважаемый товарищ, очень сильно понимал.
Несмотря на понимание бычков и тучек,
стишки у Ивана Филипповича были весьма
плохие. Надо бы хуже, да не бывает.
Единственно подкупало в них полное
отсутствие всяких рифм.
- С рифмами я стихотворения не пишу, -
признавался Иван Филиппович. - Потому с
рифмами с этими одна путаница выходит. И
пишется меньше. А плата все равно - один черт,
что с рифмой, что и без рифмы.
Первое время я честно
ходил по редакциям и предлагал стишки, но
после и ходить бросил - не брали...
Иван Филиппович
приходил ко мне рано утром, садился на
кровать и спрашивал:
- Ну как? Не берут?
- Не берут, Иван Филиппович.
- Чего же они говорят? Может, они, как бы
сказать, в происхождении моем сомневаются?
То пущай не сомневаются - чистый крестьянин.
Можете редакторам так и сказать: от сохи,
дескать. Потому кругом крестьянин. И дед
крестьянин, и отец, и которые прадеды были -
все насквозь крестьяне. И женились
Овчинниковы завсегда на крестьянках. Ей-богу.
Бывало, даже смех вокруг стоит. «Да чего вы,
говорят, Овчинниковы, все на крестьянках
женитесь? Женитесь, говорят, на других...» - «Нету,
говорим, знаем, что делаем». Ей-богу,
уважаемый товарищ. Пущай не сомневаются...
- Да не в том дело, Иван Филиппович. Так не
берут. Не созвучно, говорят, эпохе.
- Ну, это уж они тово, - возмущался Иван
Филиппович. - Это-то не созвучные
стихотворения? Ну, это они объелись... Как
это не созвучные, раз я сыздетства природуберет, я окончательно
сдал.
- Ага, - сказал я, - поэмку принесли?
- Поэмку принес, - добродушно подтвердил
Иван Филиппович, - очень сильная поэмка
вышла... Два дня писал... Как прорвало. Удержу
нет...
- С чего бы это?
- Да уж не знаю, уважаемый товарищ.
Творчество нашло. Пишешь и пишешь. Руку
будто кто водит за локоть. Вдохновенье...
- Вдохновенье! - сказал я. - Стишки пишешь...
Работать нужно, товарищ, вот что! Дать бы
тебе камни на солнцепеке колоть, небось бы...
Иван Филиппович
оживился и просиял:
- Дайте, - сказал он. - Если есть, дайте. Прошу
и умоляю. Потому до крайности дошло. Второй
год без работы пухну. Хотя бы какую
работишку найти...
- То есть как? - удивился я. - А поэзия?
- Какая поэзия, - сказал Иван Филиппович
тараканьим голосом. - Жрать надо... Поэзия!..
Не только поэзия, я, уважаемый товарищ, черт
знает на что могу пойти... Поэзия...
Иван Филиппович
решительным тоном занял у меня трешку и
ушел.
А через неделю я устроил
Ивана Филипповича курьером в одну из
редакций. Стишки он писать бросил.
Нынче, хотя безработицы нету, ходит ко мне бывший
делопроизводитель табачной фабрики - поэт
от станка. Он откровенно говорит: «Хочу,
знаете, к своему скромному канцелярскому
заработку немножко подработать на этой
самой поэзии».
|